Кажется, что с учетом огромного багажа из сложных и необычных проектов руководителю такого известного бюро, как za bor, должно быть «сильно за», но Арсению слегка за сорок, а еще он ездит летом на мотоцикле, отчего выглядит еще моложе. Кирпичные стены офиса, как легко предположить, выкрашены всего в два цвета — черный и белый. Простая рабочая мебель соседствует с оригинальными барными стульями по дизайну бюро, иконами офисного стиля Flos, Artemide, Herman Miller, Okamura — всё то, что часто можно встретить в проектах мастерской.
Как говорится, «проверено на себе».
Когда мы начинаем говорить о хронологии работы мастерской, выясняется интересный календарный факт: сам Арсений пришел в профессию 25 лет назад, через 5 лет появилось бюро, а еще через 5 было зарегистрировано юридическое лицо. И всё это летом.
Поскольку мы встретились для интервью по поводу творческого юбилея, прошу Арсения вспомнить его первые шаги в профессии.
— Когда мы начинали, — рассказывает Арсений, — само понятие «частная архитектура» было абсолютно в зачаточном состоянии, было очень мало специалистов, архитекторов, мастерских. Большинство бюро того масштаба, в котором я начинал работать, занимались исключительно частной архитектурой за редчайшим исключением и делали это довольно своеобразно. Это объяснимо, ведь тогда было очень мало опыта и скудный выбор материалов. Когда я пришел в профессию, например, все увлекались гипсокартоном, делали из него всё. Это был переход от «евроремонта» к «дизайнерским изысканиям». Считалось, что чем больше вензелей из гипсокартона выпилено и кессонов на потолках наворочено, тем круче. Причем на рынке было резкое стилистическое разделение, так как большинство архитекторов творили в формате «нетленной классики». Вот с этими кессонами, муляжами вместо книг в шкафах и пластиковыми витражами. Мы относились к немногочисленным бюро, которые работали в «современном стиле». Наша архитектура была чистым манифестом. Мы абсолютно не думали о коммерческой составляющей, мы просто делали то, что нравится. Скажу больше, само название «za bor», призвано было отпугивать клиентов, которые тяготели к классике. Заказов было мало, рынок был очень узким, с очень ограниченным количеством персонажей, материалов, инструментов. Всё было так простенько-простенько. Еще стоит упомянуть весьма скудное программное обеспечение, потому что в 1998 году я застал тот момент, когда чертежи некоторые люди делали в Corel Draw, не предназначенной для этого. ArchiCAD у нас был версии 4.5, а сейчас используют в основном версию 25, и она не самая последняя. Одним словом, творили из того, что было.
В свое время Арсений рассказывал мне в другом интервью, что в профессии оказался по случаю: он не мог определиться с вузом, а его одноклассники поступали в МАРХИ, и когда он узнал, что там «нужно много рисовать», то отправился поступать с ними. Поэтому спрашиваю про ручные эскизы.
— В то время, конечно, многие рисовали руками. Очень мало кто обращался к 3D-визуализации. Она уже была. Причем была, ух какая дубовая, но была! В бюро «Берген Нахтигалл», где я работал, визуализатор появился только в 2001 году.
Раньше мы шутили, что у лужковских зданий начала нулевых такие жуткие фасады, потому, что за ними явно стоят проекты в старом ArchiCAD. Арсений по-прежнему согласен с этим наблюдением:
— По крайней мере в Москве многие здания очень четко и смешно отображают эволюцию некоторых архитектурных и инженерных программ. В конце XX века ArchiCAD не умел строить наклонные стены, но как только он «научился», сразу начали возникать здания с такими стенами в городе.
Услышав слово «научился» в контексте программ, спрашиваю про искусственный интеллект. Меня интересует, есть ли практическая польза от тех витиеватых конструкций и мебели, которые генерирует ИИ, можно ли их изготовить и будут ли они достаточно прочными для повседневного использования.
— Тема интересная. Нейросети, если говорить о практическом применении, на данный момент находятся в зачаточной стадии развития. Но они уже мощный инструмент для решения узкого круга задач. Всё говорит о том, что этот набор задач взрывообразно расширится в самое ближайшее время. Очень скоро мы сможем делать не только полуслучайные изображения, но и переводить их в 3D-модели. А там недалек тот момент, когда искусственный интеллект сможет рассчитывать и конструкцию. Но предложенную задачу с избыточно сложной формой и сейчас можно было бы решить. Например, можно рассмотреть следующий алгоритм изготовления: нейросеть рисует какой-то безумно красивый узор, который нравится архитектору, другая программа оптимизирует его относительно несущих способностей материалов, из которых он, предположительно, будет изготовлен; третья программа оптимизирует его для ЧПУ-резки. Сейчас ЧПУ режет и лазером, и гидроабразивом, и фрезой, некоторые станки имеют семиосевую подвижность, то есть свободу человеческой руки, поэтому можно сделать вообще любую форму. Таким образом это уже на практике достижимо, но не одной программой, а комбинацией нескольких. Я уверен, что вскоре границы возможностей ИИ очень расширятся, и он будет применим для архитектуры практически. Появятся «новое 3D» и «новые конструктивные расчеты» прямо по картинке.
«Не заменят ли нас роботы» — вопрос, который задавали со времен Азимова миллион раз, задам и я, но применительно к архитектуре: «Боится ли Арсений, что нейросети станут конкурентами?».
— Меня пугают нейросети только тем, что они не поднимают планку, они дают количественное преимущество, но не качественное. Потому что без идеи человека, без таланта, не написать правильный запрос для ИИ, то есть результат будет быстрее, качество же его не изменится принципиально. Поэтому разница между качественной вещью и мусором останется точно такой же, как и сейчас. Просто всё быстрее будет происходить. Раньше архитекторы для того, чтобы выпустить комплект чертежей, тратили год на ручное черчение. Сейчас это делается за месяцы только потому, что мы имеем системы автоматизированного проектирования. Что изменилось — качество объектов, их красота или скорость? Я думаю, что только скорость, но и количество соответственно. Мусор останется мусором, а нетленные творения, шедевры останутся шедеврами. Обобщу. Вот все эти штучки интересные, прогрессивные, очень прекрасные, удобные, останутся в руках человека инструментом, просто более совершенным инструментом. Но без идеи и опыта, собственно, они ничего не значат.
Предлагаю Арсению мысленный эксперимент — нейросеть на базе опыта притцкеровских лауреатов, которая генерирует сотни решений, экономически выгодных, конструктивно идеальных и эстетически прекрасных. Что он как архитектор будет делать?
— В нашей среде есть люди, их можно назвать «квалифицированные плагиаторы». Они сидят в Pinterest и из чужих решений собирают «мудборды». C ИИ это просто будет нового уровня «квалифицированный плагиатор». На самом деле я не вижу разницы, сам человек выбирает из кучи картинок или по его запросу нейросеть делает подборку более точную и обобщенную. В чем разница, кроме технологического уровня? Те люди, которые оригинальную идею кладут в основу проекта, они движимы в первую очередь желанием творить. И такие люди останутся всё равно. Так устроена природа человека. Они тоже будут пользоваться этими супертехнологичными инструментами, просто для решения своих задач. То есть система останется, она просто технологически разовьется очень сильно, сместится в этом плане в будущем.
Настаиваю на том, что в теории возможна ситуация, когда на базе тысяч лет архитектурных опытов нейросеть предложит такой объем вариантов, что решительно ничего нового не сможет предложить человек. Архитектор превратится в своего рода сомелье, лишь выбирающего самый подходящий из проектов.
— Все придумано до нас, это аксиома. Мне понравилось слово «сомелье». Кто такой сомелье? Он выбирает и рекомендует из того, что уже есть, подбирает из существующего. Но, продолжу эту аналогию, есть еще бармены, они работают с существующими ингредиентами, но смешивают их, чтобы получить никогда ранее неиспробованный никем вкус. Вот разница. Один предлагает и рекомендует. А другой говорит: «Я услышал ваше техническое задание, ни слова больше». Мне кажется, это очень правильная ассоциация. «Вам нужно сегодня, судя по блеску ваших глаз, немножко с горчинкой и с привкусом морской соли. Обязательно с тончайшим запахом дизельного выхлопа и с розмарином. Сейчас я вам это сделаю», — примерно так. Как раз это — идея. Какие бы условные миксеры, шейкеры и ложечки при этом ни были использованы, это будет нечто особенное. Нейросети в этом примере — это вот этот инвентарь, который с невероятной скоростью делает автоматически то, что бармен из примера час бы морозил, колол и взбивал. А так он в блендер искусственного интеллекта это загрузил, за четыре секунды получил результат. Идея остается идеей. Важно, что он услышал человека, посмотрел в его глаза и понял, что ему нужно, а не предложил взятый с полки вариант.
Спрашиваю Арсения, откажет ли он в творческом начале системе, которая продемонстрирует талант? Арсений смеется, ведь на этот вопрос не ответили объективно за всю историю человечества даже философы.
— Что такое талант? Что такое вдохновение? Ответов на эти вопросы нет. Если бы они появились, мы бы смогли говорить о том, будет ли такая суперсистема, существование которой ты предположил, в состоянии обладать ими. Если да, то это будет принципиально другая реальность. Возможно, это будет конец человечества. Потому что никаких преимуществ у людей не останется: cила человечества как вида — в интеллекте. У хищников — когти и зубы, у черепах — прочность, у мух — скорость. Человек нелеп с точки зрения природы, не летает, не бегает, такая черепаха без панциря. И единственное, что его делает сильным — интеллект…. Вообще, я считаю, — Арсений меняет тему разговора, — что самый главный и самый мощный инстинкт человека, и только его, — это лень. Потому что если бы человечество не знало, что такое лень, мы бы находились на каком-то первобытном уровне развития сейчас. Что такое лень на самом деле? Это важное явление, экономящее энергию. Ведь чтобы добыть энергию, нужно потрудиться, и это очень ценный ресурс, а значит его нужно беречь. И лень — это механизм экономии энергии. И мы понимаем, что лень лежит как первопричина очень во многих изобретениях. И нейросети, и система автоматического проектирования, и всего, что будет дальше.
Отнюдь не от лени в конце разговора не пытаюсь что-то придумать, а задаю традиционный вопрос о планах на будущее.
— Полагаю, мы будем делать яркие и неординарные объекты, которые будут иногда смешными или наглыми, вызывающими или спорными, но всегда красивыми и дружелюбными к окружению. Ведь архитектура является средой нашего обитания, поэтому имеет великую силу влияния на людей — на настроение, сознание, мышление. Я всегда помню об этом, поэтому «угловатые формы», как часто пишут о проектах мастерской журналы, если в них жить, достаточно комфортны и гуманны.