Маэстро Мауро Липпарини давно стал легендой не только итальянского, но и общемирового дизайна. География архитектурных и интерьерных объектов его студии обширна: Флоренция, Токио, Шанхай и другие мегаполисы, включая и российские. При этом у нас сеньор Липпарини воспринимается прежде всего как звезда мебельного дизайна. Его кресла и диваны можно встретить в интерьерах, пожалуй, чаще, чем работы его более популярных соотечественников. Несмотря на возраст — в следующем году маэстро отпразднует семидесятилетие — мастер невероятно плодовит, каждый год из-под его пера выходят десятки предметов, выпускаемых самыми известными брендами.
Наш корреспондент встретился с дизайнером в шоуруме одного из них — Natuzzi, компании, для которой Мауро Липпарини разработал уже несколько коллекций мебели.
Маэстро Липпарини, начну, наверное, с банального вопроса. У нас вы известны прежде всего как мебельный дизайнер, но я знаю, что вы архитектор, поэтому хочу вас спросить: как вы ощущаете масштаб, не кажется ли вам мебель менее интересной после интерьеров и большой архитектуры?
— Нужно понимать, что самые важные дизайнеры в Италии — даже в прошлые времена, скажем, сто лет назад — выходили из архитектуры. Потому что когда изучаешь архитектуру в Италии, то изучаешь не только проектирование зданий, но и интерьеры, и, конечно, промышленный дизайн. Это ключевой момент: когда я начал учиться в университете во Флоренции, я это осознал. Почти все мои коллеги-дизайнеры тоже архитекторы, не только я.
Мне очень интересно переключаться между разными масштабами, потому что архитектура или здания — это, назовем так, «огромный» масштаб. Интерьер — масштаб поменьше, а промышленный дизайн — совсем уже маленький. Но и в нем приходится прорабатывать массу деталей. Нужно понимать, как можно усовершенствовать изделие для промышленного производства. Потому что просто разработать дизайн — это ни о чем, если ты не знаешь, как его должны реализовать, какие процессы задействовать. Понимаете? Это мой личный опыт. Вот почему я и архитектор, и дизайнер интерьеров, и промышленный дизайнер. Именно поэтому я могу работать в трех разных направлениях. Мне это скорее помогает, в архитектуре ведь тоже ты должен разбираться в мельчайших деталях, даже если проектируешь всё здание целиком. Но мы говорим: идеальная архитектура рождается из прекрасной детали. Не знаю, удалось ли мне объяснить…
Да, конечно, технология реализации часто влияет на дизайн и наоборот. Сейчас мы на Миланской неделе дизайна, давайте поговорим о трендах, о которых так любят писать журналы. Как вы считаете, насколько тренды важны в мире дизайна? И как вы справляетесь с тем, чтобы, грубо говоря, сделать мебель действительно уникальной, не похожей даже на ваши же объекты, ведь вы работаете со многими компаниями?
— Знания, конечно, — это одна из самых важных частей нашей профессии. Они дают понимание того, что нужно рынку, что нужно людям. Однако если слишком гнаться за маркетингом, возможно, не выйдет открыть новый смысл дизайна. Поэтому мы должны всё замечать, но в то же время думать сами. Дизайн — это ведь тоже интерпретация стиля компании. У меня в портфолио много брендов, но для каждого мой дизайн совершенно разный. В нем угадывается мой стиль, в нем чувствуется мой подход, но, когда я создаю дизайн, я делаю это для конкретной компании, например, для Natuzzi, и ту идею, которую я вложил в предмет для Natuzzi, — я бы не смог применить в изделиях другой компании.
Эскиз Мауро Липпарини к частной вилле в Рочетте, Италия.
Отсюда мой следующий вопрос. Мы сидим сейчас с вами в салоне Natuzzi, видим, что и ваша мебель, и мебель других дизайнеров для этой компании отлично друг с другом сочетаются, всё сейчас такое немного скругленное, в нейтрально-теплых оттенках. Почему это выходит так, такое было техническое задание компании или это все-таки веяния и «тренды»?
— Я начну, пожалуй, немного издалека. В целом некоторые идеи берут начало из нашего «исторического» ощущения дизайна. Период, к которому мы возвращаемся сейчас, — это 1960–1970-е годы, и тогда формы были округлыми и в стиле, похожем на шебби-шик, больше подходящем для прет-а-порте… Я бы сказал, мягкие, с легкой драпировкой, не слишком геометричные, и сейчас мы снова пытаемся вернуть эти элементы, потому что это было фантастическое сочетание для эргономичной атмосферы и тактильных ощущений. Ведь, когда мы трогаем, например, диван, и он вдруг слишком жесткий, это не вызывает расположения к нему, это не интересно. Именно поэтому в этом году мы предложили несколько идей в этом ключе. То, что вы видите: мягкие скругленные очертания, легкая драпировка — это часть эффекта.
То есть это все-таки тенденции?
— Понимаете, этот момент скорее касается и моды. Потому что сейчас вижу некоторые вещи и вспоминаю то, что было, когда мне было лет 20. Это то же самое или почти то же самое. Чуть-чуть другое. Вот почему история повторяется каждые 20, 30 или 40 лет. Но я не думаю, что нынешний диван такой же, как тогда. Да, он тоже скругленный и мягкий, но он не может стать по-настоящему культовым, потому что он пришел из прошлого. Вот почему сейчас это своеобразная мода. Возможно, если подумать о молодом поколении 25–30–35 лет, для них всё это было так давно, поэтому и воспринимается как что-то новое. Конечно, при условии, если у них нет глубоких знаний.
Эскиз Мауро Липпарини к проекту Vanke Metropolis, Тяньцзинь, Китай.
Если бы вам нужно было разработать дизайн с привязкой к молодой аудитории, на что бы вы обратили внимание, на какие черты?
— Да, я создаю дизайн и для молодого поколения тоже, но для разных компаний, для разных целевых аудиторий. Например, в этом случае уместны доступные по цене продукты, с хорошим дизайном, из других материалов, прежде всего практичных. Возьмем меламин — он куда практичнее шпона, потому что поцарапать меламин очень сложно. Ухаживать за меламином очень просто, его легко чистить. Мне кажется, эти качества заинтересуют молодежь.
Я постоянно думаю о том, что нужно той или иной аудитории. Это абсолютно необходимо в моей работе. Такой подход позволяет мне оставаться современным, а еще позволяет чувствовать себя молодым. Потому что, если я буду верить в то, что уже всё сделал, — это точно будет ошибкой. В любой профессии нужно думать о следующем шаге, а потом еще об одном и еще. Поэтому мне так нравится наблюдать за тем, что происходит в мире. Каков будет глобально следующий шаг.
Давайте поговорим о таком следующем шаге: что вы думаете об ИИ? Повлияет ли он на сферу дизайна?
— Думаю, создаст много рисков. Но в то же время все студии в нашем случае нуждаются в таком инструменте. При этом если у тебя в студии 20 или 30, или 200, или 300 человек — зачем сокращать? Ведь все равно нужно предоставлять тот же уровень сервиса, что и раньше, но, возможно, удастся делать это быстрее и показывать больше вариантов клиенту, не 1-2, а скажем, 10.
Это может создать проблему, потому что, когда показываешь клиенту, скажем, 10 вариантов, это перебор. Слишком много. Полная путаница. Он просто не сможет выбрать.
А что вы думаете, например, о том, что появится много довольно молодых дизайнеров, без опыта, но с ИИ? Как это повлияет на профессию?
— Приведу пример. Уже сейчас почти нет молодых дизайнеров, владеющих техникой создания прототипов, а я делал их для каждого продукта и контролировал этот процесс, потому что это мое детище.
Наверное, с появлением новых инструментов вроде ИИ мы полностью забудем и этот опыт. Потому что в 3D ты можешь сделать всё идеально, но поверьте мне, когда потом мы создаем реальный прототип, придется заново всё корректировать. Потому что то, что выглядело прекрасно на экране, в масштабе 1:1 часто оказывается не таким уж замечательным.
Сейчас всё больше ценится ручной труд, потому что он становится редким, так, возможно, дизайнеры новой формации быстро поймут, что идеальный ИИ-дизайн подходит не всем и что он не может быть премиальным, просто потому что там нет человеческой души?
— Для меня слабые места в проектах — это самое интересное. Потому что идеальный проект… идеальный для кого? Вот мне, например, очень близка японская философия ваби-саби. Это целая культура, ее очень сложно объяснить. Ваби-саби — это культура, философия понимания гармонии во всех вещах: от маленького камня до зданий, изделий или даже фруктов. Но при этом во всём этом совершенстве всегда есть момент несовершенства, сделанный человеческой рукой. Вот. Это то, что мне особенно нравится.
Эскизы Мауро Липпарини к проекту частной виллы в Подмосковье.
Давайте поговорим еще об одном «молодежном» феномене последних лет, о соцсетях…
— Честно говоря, политика нашей студии — никаких соцсетей. Конечно, у всех моих ассистентов они есть, поэтому часть студии довольно легко найти в разных аккаунтах. Но у нас никогда не было этого стремления гнаться за соцсетями. Возможно, я просто стал старше, не знаю, но это какая-то сохраненная часть религиозного чувства. Сохранять приватность, сохранять медленное мышление. А в соцсетях всё быстро, там некогда думать.
Но как вы думаете, нужны ли бренду, в том числе личному, социальные сети?
— Да, потому что им нужно продавать, а соцсети — это один из важнейших инструментов продаж. Но мне он не нужен, поэтому я за всем этим не гонюсь.
А вы подписаны на кого-то из известных коллег?
— Нет.
Почему?
— Потому что у меня нет социальных сетей. Но, конечно, у меня есть друзья — дизайнеры, архитекторы, которых я очень уважаю. Однако я предпочитаю покупать книги. Потому что в книге мне нравится листать страницы. Вот для меня это и есть настоящие медиа.
Да, я вас понимаю, при изучении цифровых медиа нельзя получить такое же удовольствие, как от чтения бумажных журналов или книг.
— Да, от этого действительно нужно получать удовольствие. И я люблю книгу не только за содержание, но и за бумагу, за качество. Книги взаимодействуют с душой.…
Все компании, которыми я руковожу, выпускают печатные каталоги, но наши молодые ассистенты — они вообще ими не пользуются. У меня полно каталогов, полно книг и всего этого добра, а вот они сразу лезут искать информацию в интернете.
Полагаю, вы как профессионал, который постоянно работает со своей библиотекой, точно знает, где что найти.
— Возможно. Я большой романтик, и мне нравится думать именно так. Но именно поэтому мне и нужны молодые сотрудники в студии — я должен оставаться ближе к новому поколению, учиться у них, я же не король, в конце концов, так что всё к лучшему.
Давайте еще поговорим немного о дизайнерах. Как им совершенствоваться в предметном дизайне, какой подход в этом вы считаете эффективным?
— Молодые дизайнеры, конечно, должны совершенствоваться, это несомненно. В этом плане очень полезно обращаться к опыту компаний, с которыми планируешь воплощать свои идеи, ведь как раз производства знают всё о технологиях и материалах и могут помочь дизайнеру сделать его первые шаги, а потом совершенствоваться с каждым новым изделием. Все мы делали первые шаги. Я сейчас, когда натыкаюсь на свои старые проекты, думаю: «Ох, как примитивно». Но каждая работа, которую ты создаешь, — это ты, часть тебя.
Прекрасное замечание. Скажите, а кого из молодых дизайнеров новой формации вы выделяете? Возможно, для себя отметили?
— Боюсь, что нет.
Совсем никого?
— Нет, просто они действительно очень молодые, поэтому, честно говоря, никого не припомню. Извините.
Еще один момент, который я хотел обсудить в контексте молодежи и социальных сетей, — это копии или даже подделки, которые есть буквально в каждом втором интерьерном проекте. Что вы думаете об этом?
— Полагаю, мы можем рассматривать это с двух позиций. Первая, на мой взгляд: когда мы видим копию, то понимаем, насколько интересен оригинал. Поэтому, если утрировать, — нет копии, нет успеха. Если есть копии диванов, мебели или, скажем, особых кроватей… кроватей… Сколько вообще существует копий кроватей? Огромное количество. Но мода — это не мебель. Вторая точка зрения: когда одна компания заимствует идею у другой, это создает крайне неприятную ситуацию. Потому что мы тратим уйму времени на исследования, разрабатываем прототипы, а некоторые компании просто покупают предмет и копируют или даже просто сохраняют фото и делают «что-то похожее». И это неправильно.
С этим невозможно не согласиться. А как вам удается не копировать самого себя? Вы легко передаете, скажем, «настроение» через мебель, просто используя те или иные черты определенных стилей. Например, ваш диван Ido кажется своего рода переосмыслением приемов 20-х, дизайн которых лично мне довольно близок.
— Ох, Ido — это мой первый опыт работы с Natuzzi, около 10 лет назад, и он был замечательным. У Ido — металлические ножки, очень четкие, линейные, весь он ровный… Он очень мягкий, а при этом выглядел как горизонтальное здание, что-то вроде параллелепипеда. Это было интересно, потому что это также стало совершенно новым опытом для «сглаженного» стиля Natuzzi.
Диван из серии Ido по дизайну Мауро Липпарини для Natuzzi Italia, 2016 год.
Я рассказал, какой ваш диван мне больше всего нравится. Теперь ваша очередь.
— Ах, да, есть несколько, но я могу назвать один особенно интересный — Melpot. Он был создан, наверное, лет 7-8 назад. Он имел, опять же, очень простую форму, архитектурный силуэт, но в отделке мы использовали множество строчек, похожих на стёжку капитоне на диванах «честерфилд», но без объема, как раскладку на плоскости. В этом было что-то космополитичное. А еще его можно было легко персонифицировать — у нас было много разных диванных секций «обычных персонажей» и «главные герои», которых можно было по-разному составить и как угодно комбинировать между собой.
А для кого был этот диван?
— Тоже для Natuzzi.
Диван из коллекции Meltop, по дизайну Мауро Липпарини для Natuzzi Italia, 2017 год.
Прекрасно. Вы говорили, что для каждой компании вы находите свой подход, вкладываете фирменную атмосферу и особые черты. Как бы вы описали в таком случае Natuzzi? Раз уж мы сидим в их салоне и погрузились в обсуждение их диванов.
— Natuzzi — одна из крупнейших компаний в мире, и ее целевая аудитория, конечно, абсолютно интернациональна. Это первый момент, который мы должны понимать. Это полностью международная компания. Их важная черта, аспект — гармония. Создание гармонии, создание естественного ощущения. Да, гармоничная атмосфера в вашем доме и сверхкомфортная. Когда ты прикасаешься, и тело ощущает мягкость. Никаких углов. Если угол есть — он слегка скруглен и т. д.
Вы сказали, что Natuzzi абсолютно интернациональная компания, но ведь и у вашей студии проекты по всему миру, в т. ч. в России, я знаю, были. Расскажите, пожалуйста, как вам работалось в разных странах, это всегда занимательно.
— Скажем так, в Италии мы очень гибкие. У нас есть программа, есть график, но в то же время график довольно условный, очень гибкий. В Японии график — это один из важнейших аспектов, и, когда нам приходится что-то переносить, они тратят много-много-много дней на перепланировку, потому что стремятся к точности. Но они действительно прекрасны, мне нравится работать в Японии. В Китае, например, я много работал над интерьерным дизайном. Они вообще не задумываются о временных рамках. Всё делается в спешке. Они не оказывают давление сразу. Там нет конкретного крайнего срока. Они знают, что примерно в таком-то месяце нужно сдать объект. И обычно в последние три-четыре недели или пару месяцев (зависит от масштабов проекта) они загоняют на стройку огромное количество рабочих. В Китае на некоторых моих объектах работало до 6000 человек одновременно. Как это контролировать? Никак. Это совершенно невозможно. Это как ритм. В России, по моему опыту, всё всегда решается напрямую — все вопросы с директором или управляющим. Поэтому обычно все тоже довольно точны. Много обещают, но при этом могут выполнить обещанное. У вас очень развито чувство власти: «У меня есть власть, я могу это сделать и сделаю, несмотря ни на что». И в этом есть свои плюсы, я считаю…
На рисунке эскиз Мауро Липпарини к Opera Tower, жилому комплексу в Екатеринбурге.
Мне лично всегда очень интересно, как у таких профессионалов, как вы, выглядит обычный день?
— Обычно я прихожу в студию около девяти или чуть позже, а заканчиваю где-то к девяти вечера. Обычно я там целый день. Перерывов у нас немного, есть, конечно, перерыв на обед, часовой; едим мы прямо в студии. Когда долго работаешь, чувство непрерывности очень увлекает. Работать всё время, восемь часов, десять часов — это очень, очень мощно. Я обычно работаю и в субботу, потому что я один в студии, поэтому могу думать с совершенно разных позиций, не отвлекаясь на других, это интересно.
А как вы отдыхаете?
— В воскресенье я трачу время на свои хобби. Раньше я часто бегал марафоны, я их очень много пробежал, мне нравится бегать, еще я люблю водить спортивные машины, и еще мне нравится кататься верхом. Вот три моих основных хобби.
Я очень люблю автомобили…
— Я тоже. У меня есть три Ferrari: 355, 458 и 599.
Все они красные?
— Нет, только одна красная. Одна серая, еще одна черная. Важна еще и форма… есть некоторые модели, на которых черный выглядит намного лучше, чем красный.
У меня как раз черный Mercedes S-klass и несколько мотоциклов…
— О, я обожаю мотоциклы. В молодости я много путешествовал на мотоцикле — по Турции, Марокко, Греции, Франции, Испании, Португалии… Всё на мотоцикле. Садишься и едешь в горы или на холмы, но не по шоссе, а просто по серпантину. Обычно, потому что это совсем рядом с Флоренцией, там регион Кьянти — винодельческий, потрясающая местность, там полно поворотов, ты едешь, не думая ни о чем. Полностью освобождаешься.
Я вас отлично понимаю, сам часто езжу в горы. Но вернемся к вам, потому что для наших читателей я все-таки хотел бы спросить, что важно, чтобы сделать такую карьеру, какие-то личные качества? Могли бы вы что-то выделить?
— Ох… Верить в приключение. Приключение — это самое важное, потому что, если ты веришь в себя, ты должен постоянно двигать свой характер. Если я посмотрю на себя сейчас и на то, каким я был, когда был гораздо моложе, я совсем другой, совершенно другой. Вот почему мы должны прокачивать себя как персонажа шаг за шагом, без всяких страданий. Даже если кажется, что мы меняемся лишь чуть-чуть, мы должны к этому стремиться. А еще полезно быть гибким. Как бамбук. Он очень прочный, легко гнется, но не ломается. Но когда дерево тонкое, как бамбук, но твердое, оно ломается. И потом… ничего, просто исчезает.
А если говорить о бизнес-процессах? Вы сами управляете своей студией?
— Нет. Если говорить о человеке, который всё организует, — да, есть один потрясающий человек. Это Мишель Ди Перини, моя жена. Она полностью управляет студией, а родилась она в Нью-Йорке, но отец у нее немец, и она абсолютно, совершенно идеальна во всем. Я знаю, что, если меня нет в студии, студия прекрасно работает без малейших проблем.
То есть можно сказать, как говорят в России, что за каждым великим мужчиной стоит женщина.
— Да, это точно. В моем случае — однозначно. Потому что, если у меня и есть успехи, я могу их посвятить своей жене.
Мне кажется, у нас вышел отличный финал интервью.
